Двести лет назад Тавриду посетил один из первых воспевших её поэтов – Константин Николаевич Батюшков (1787-1855 гг.).
Его элегия «Таврида», написанная в 1815 году, стала первым популярным произведением, описавшим эту удивительную новую землю. В начале XIX века Таврида была, по сути, неизведанным краем, и нужно было найти именно удачную оправу, - тот образ, в котором она войдет в русскую культуру. Из множества пёстрых страниц настоящей истории Крыма нужно было найти те, которые придутся по душе читателю и сроднят их.
Любопытно, что написана элегия лишь по заочному знакомству с Крымом: в 1815 году Батюшков действительно собирался посетить Крым вместе с Жуковским, но не смог отправиться в поездку из-за ухудшения здоровья и служебных дел, требовавших его присутствия. О настроении автора можно судить по его письму к В.Жуковскому: «Четыре года шатаюсь по свету, живу один с собою, ибо с кем мне меняться чувствами? Ничего не желаю, кроме довольствия и спокойствия, но последняго не найду, конечно. Испытал множество огорчений и износил душу до времени». Совершенно иное настроение у героя элегии «Таврида». Становится ясно, что эта элегия не документальна – это прекрасная грёза, сон наяву, в ней фантазия поэта украшает привычные явления, образы возвращают к мифологии Греции и при этом проявлена в полной мере грациозность и мелодичность стиха, присущая Батюшкову. Обратимся теперь к тексту элегии:
«Друг милый, ангел мой! Сокроемся туда,
Где волны кроткие Тавриду омывают,
И Фебовы лучи с любовью озаряют
Им древней Греции священные места»
В первых же строках Таврида предстаёт как дивный край, преемница древнего мира в мире современном. Если оказаться там - счастье наступит, мечты сбудутся; вот так реально существующее место оказывается окруженным оболочкой мифа, то есть романтизируется.
«В прохладе ясеней, шумящих над лугами,
Где кони дикие стремятся табунами
На шум студеных струй, кипящих под землёй,
Где путник с радостью от зноя отдыхает,
Под говором древес, пустынных птиц и вод:
Там, там нас хижина простая ожидает,
Домашний ключ, цветы и сельский огород»
Вот описание мирной, идеальной картины, которую рассчитывал увидеть герой стихотворения и его автор; и этот романтичный образ в целом не противоречит настоящим картинам южного берега Крыма, не виданного поэтом.
Пушкин так отзывался о «Тавриде»: «По чувству, по гармонии, по искусству стихосложения, по роскоши и небрежности воображения – лучшая элегия Батюшкова». С лёгкой руки поэта Таврида стала восприниматься как хранительница памяти о древнем античном мире. Её певцы с гордостью и трепетом ощущали себя продолжателями древней традиции стихосложения, и при этом - творцами и новаторами.
Создавший это произведение поэт не мог быть заурядным человеком. Константина Батюшкова считают предвестником наступления золотого века поэзии. Он принадлежал к тому же кругу поэтов-романтиков и новаторов, что Пушкин, Жуковский, Вяземский. Связи между поэтами многомерны, как в мире творчества, так и в общественной жизни: они посещали одни и те же салоны, те же семьи, были в курсе мировых веяний, зачастую придерживались схожего образа мыслей и взгляда на мир.
Близким другом Константина Батюшкова был талантливый и знаменитый Пётр Вяземский. В духе времени они обращались друг к другу со стихотворными посвящениями и напутствиями: Вяземский напоминал другу о его поэтическом призвании и их братском товариществе, а Батюшков в шутку пенял ему за высокие ожидания:
«Льстец моей ленивой Музы! —
Ах, какие снова узы
На меня ты наложил? ».
Высоко ценил Батюшкова Александр Пушкин, почитая его как своего учителя в стихосложении и считая его ориентиром в творчестве. Поэзию Батюшкова Пушкин называл эталонной в отношении гармонии, мелодичности, лёгкости и выразительности. В личной библиотеке А.С. Пушкина многие книги «хранили отметку резкую ногтей», и зачастую вердикт Пушкина-критика был безжалостен по отношению к друзьям-поэтам; совсем не то с произведениями Батюшкова, - критика мягка и касается лишь небольших деталей, нет разочарованных комментариев, встречается множество эпитетов и восхищенных фраз: «Вот стихи прелестные, собственно Батюшкова – вся строфа прекрасна», «Живо, прекрасно». В восторге он писал о его стихах: «Что за чудотворец этот Батюшков!».
Пушкин посвятил Константину Николаевичу несколько стихотворений, в том числе «Батюшкову»:
«Мирские забывай печали,
Играй: тебя младой Назон,
Эрот и грации венчали,
А лиру строил Аполлон».
Даже это небольшое посвящение позволяет понять, направленность лирики Батюшкова: он воспевал земные радости и удовольствия, дружбу, любовь, свободу человека. Его друзья с радостным удивлением замечали, что тот смотрит на мир как настоящий эллин, и без труда черпает из античного источника вдохновения.
Случай познакомиться с Тавридой настоящей представился лишь в 1822 году. В 1821 году К.Н. Батюшков служил в Италии (в Риме), после для лечения от душевного страдания посетил Германию (Дрезден), весной 1822 получил разрешение вернулся в Петербург, но уже в конце мая в одиночестве собрался посетить Тавриду. О намерениях совершить путешествие в Крым Батюшков задолго, еще в 1818 году, писал П.А. Вяземскому: «полечу в Тавриду лечить грудь мою и разсеять тоску и болезнь на берегах Салгира, на высотах Чатырдага и на благовонных долинах помория».
Часть пути до прибытия в Крым мало и запутанно описана, и сложно отличить вымысел от правды. В Симферополь К.Н. Батюшков прибыл в августе 1822 года. В это время Симферополь был управленческим центром Тавриды и состоял из двух частей: еще небольшого нового города в европейском стиле, и из старого города,- Ак-Мечети, в татарском стиле. Шесть лет спустя чиновник Ф.Ф. Вигель, современник и товарищ поэта А.С. Пушкина, служивший в Крыму и оставивший книгу воспоминаний в 7 частях, так опишет Симферополь: «я увидел себя на бесконечном поле, среди коего достраивалась довольно хорошей архитектуры соборная церковь; по бокам (…) два двухэтажных каменных зданий, присутственные места и странноприимный дом Таранова - Белозерова: вот весь настоящий Симферополь или, лучше сказать, тогдашний. За пределами поля находилось татарское селение, Акмечеть, под русским управлением, обратившееся в татарский городок. Вид его был довольно приятен; из-за красных черепичных кровель поднимались пять - шесть минаретов, перемешанных с высокими раинами; внутренность же была совсем непривлекательна: в нем были узкие, кривые, неопрятные улицы с домами на дворе (…)».
К.Н. Батюшков остановился в старом районе, в Ак-Мечети, в двухэтажном строении, носившем гордое название гостиницы «Одесса». Батюшков занял комнаты на 2 этаже: одну крохотную, другую огромную, и поселился в уединении. О комфорте вряд ли можно вести речь, - упомянутый выше Ф.Вигель позже жил в том же номере и отзывался о нем с возмущением: «О спокойствии останавливающихся в ней хозяева, видно, мало заботились: замки были все переломаны, двери плохо притворялись, окна тоже, отовсюду дуло, снизу сквозь пол слышны были голоса, и самые половицы под ногами поднимались и опускались, как клавиши».
В эту осень крымская земля не была благосклонна к страдающему поэту, она не несла ему исцеление. Душевное здоровье его слабело, пришлось обратиться за консультациями к городскому доктору Ф.К. Мюльгаузену. Как напишет Ф.Вигель : «И в этой комнате, как сказали мне, целую зиму провел несчастный Батюшков; следственно в ней осаждали его мрачные думы, более расстраивались его нервы, усиливалось его сумасшествие».
Поздней осенью друзья Батюшкова: Вяземский и Тургенев, узнали о том, что разговоры о его душевном нездоровье - не пустые сплетни. При этом дальше сочувственных разговоров дело не заходило: за ним не едут и ему не пишут, вероятно, не ожидая понимания с его стороны. Тем временем состояние поэта ухудшается: он уничтожает свою библиотеку, всё чаще впадает в отчаяние, отказывается от еды, никому не доверяет и никого не принимает у себя.
В феврале 1823 в Симферополь за Батюшковым приезжал его шурин Павел Алексеевич Шипилов - муж сестры Батюшкова Елизаветы Николаевны, в то время надворный советник, директор училищ Вологодской губернии. Несмотря на хорошие родственные отношения Шипилов не смог уговорить Батюшкова вернуться в Петербург.
4 апреля 1824 года за Батюшковым приезжал городской голова и настоял на его отъезде. В дороге поэта сопровождал инспектор Таврической врачебной управы доктор П. И. Ланг, с сочувствием относившийся к нему. 6 мая поэт вернулся в Петербург. С тех пор потянулись тяжелые годы душевной болезни, продолжавшиеся почти два десятилетия. В последние годы мир поэта вновь озарится светом разума, а в годы Крымской войны (1853-1856 гг.) Батюшков живейше интересовался событиями, делал аналитические верные прогнозы, безоговорочно верил в победу, надеялся описать героические события.
К концу жизни Константин Николаевич Батюшков в полной мере вернулся к себе.
